Прилепин назвал Киев конечной целью войны на Украине
Список огромен
Я стою в расположении воинской части в Донецке. Небольшой отряд бойцов оттачивает свое мастерство владения автоматом. Вдоль строя не спеша прохаживается писатель Захар Прилепин – в камуфляже и с пистолетом ТТ на бедре. За три года Захар перебрал весь арсенал человека творческого: гуманитарка, которую писатель поставлял сюда тоннами; музыка (одна песня «Капрал», написанная в Донецке, чего стоит); глагол, которым он жжет сердца людей по обе стороны линии фронта в публикациях и книгах. Последние пару лет он официально занимал должность советника главы ДНР. Казалось бы, чем еще писатель может помочь Донбассу? Что ж, теперь он майор Прилепин, заместитель командира батальона спецназа по работе с личным составом армии ДНР. Замполит. Или политрук.
В Донбассе мы встречаемся не в первый раз и давно перешли на ты.
– Захар, у тебя только что вышла книга «Взвод» – о писателях, которые были офицерами, ополченцами, участвовали в различных войнах и конфликтах. И вдруг мы узнаем, что ты решил взять в руки оружие...
– Литература тут ни при чем. Так или иначе жизнь была связана со службой в свое время (Захар служил в ОМОН, в том числе бывал в командировках в Чечне). Я боюсь в патетику свалиться, но совершенно очевидно, что Донбасс – это зона ответственности не перед жителями Донбасса или Украины, а перед будущим России. Если нам здесь удастся чего-то добиться, значит, у нас получится везде, на любых направлениях. У меня есть определенные возможности, и я не вижу причин оставаться в стороне. По моей инициативе уже создано подразделение, и мы будем стремиться к тому, чтобы на белом коне въехать в какой-нибудь близлежащий город, который был оставлен нами в силу разных причин.
– Ты ощущаешь некую свою преемственность с героями «Взвода»?
– Когда я стал заниматься этой темой, у меня в голове сформулировалась фраза: «За нами стоит спецназ русской литературы». Мы, конечно, имели представление, что Гумилев служил где-то, Лев Толстой... Но на самом деле список этот огромен. В России с XVIII века я насчитал более сотни поэтов и писателей, у которых жизнь была связана с воинской службой. У нас самозванцы русской словесности стали доказывать, что русский литератор – это такой исусик на тонких ножках, который вечно говорит о слезинке ребенка и прочих трогательных вещах. Эти люди активно болеют за украинскую сторону. Это сложилось не сегодня. Если внимательно смотреть на войну 1812 года, Крымскую, уж тем более подавление польского восстания, уже тогда колоссальное количество нашей аристократии могло болеть за поляков, за любого противника. В московских салонах говорили: «Может быть, с Наполеоном стоит решить миром? Это просвещенная нация...»
– Сейчас все повторяется?
– Видимо, это такая коллизия, которая воспроизводится из века в век. Какая-то часть так называемого прогрессивного сообщества выступает защитниками интересов чужеродных сил. Это держит в тонусе. Я не очень по этому поводу переживаю.
«Не ощущаю себя писателем»
Вместе с майором Прилепиным мы выезжаем в сторону южных границ непокорного Донбасса. Вот трамвайный круг на «Донецкгормаше». Рассказываю Захару о страшном обстреле в январе 2015 года. Тогда здесь под украинскими снарядами погибли сразу 15 мирных жителей.
– И ведь та наша «прогрессивная аристократия», о которой ты сейчас сказал, таких вещей не замечает.
– Потому что весь этот пресловутый гуманизм российской интеллигенции оказался чистым фарисейством. Виктор Шендерович говорит, что мы все ответственны за Авдеевку (город под Донецком, где недавно произошли жестокие бои, находится под контролем украинской армии). А о том, что у нас на Донецк за последние две недели упало больше десяти тысяч снарядов всех возможных калибров, даже речи не идет.
– Вот ты переехал «сюда». Есть ведь вероятность, что придется стрелять. Тебя это не смущает?
– Нет, конечно, меня ничего не смущает. Все эти кривляния, что писатель ничего не должен делать, меня совершенно не волнуют. Я хочу – пишу, хочу – не пишу. Здесь идет война. Это как во время Великой Отечественной. Симонов, Долматовский – они все писали, и все носили оружие и имели воинские звания. Вот и я офицер. Здесь я не ощущаю себя писателем. Знаешь, Пушкин был абсолютный империалист, «ватник». Он сказал, что война гораздо более важное занятие, чем собачья свадьба нашей литературы. Чаадаев девять лет отслужил. Он сначала был гренадером, а потом служил в гусарском полку у Дениса Давыдова. В каких боях участвовал, чем занимался, за что получил свои награды – всю эту информацию я добывал просто по крупицам. Эти люди были просто аномального мужества. Кроме того, что они воевали, они еще и на дуэлях стрелялись не переставая. Я сегодня таких литераторов в России, честно говоря, не очень знаю.
– И не всегда с властью дружны были...
– Они были декабристами, писали «во глубину сибирских руд» послания. Смутьяны, нацболы. Если какая-то движуха начиналась, если война, тут же самый большой либерал, человек, придумавший словосочетание «квасной патриотизм», Петр Вяземский, сразу пошел на войну 1812 года. Потом война с Турцией. Они с Пушкиным оба Бенкендорфу пишут письмо, что хотим в действующие войска. Это 1831 год. А у них в 1825 году повесили пять декабристов – ближайших друзей. Огромное количество, 200 человек были сосланы в Сибирь. Причем из них порядка 50 литераторов, поэтов.
Сегодня эту ситуацию воспроизведите. Представьте себе Бориса Акунина условного или Дмитрия Львовича Быкова, которые пишут главе охранки письмо: «Хотим отправиться в действующие войска». Невозможно представить. Причем Пушкину и Вяземскому отказали. И Пушкин самочинно отправился на Кавказ. Приехал на лошадке, в черной бурке, с пистолем, умчался на позиции. Казаки атакуют, он вперед казаков скачет. За ним офицеры мчатся: «Саша, Саша, не обездольте русскую поэзию!».
«Украинцы – просто заблудшие дети»
Выгружаемся под Коминтерновом (поселок на юге ДНР). Здесь один из отрядов прилепинского батальона будет нести службу на передовой. До украинских позиций где 800, где 400 метров. Парни оборудуют опорный пункт, таскают буржуйки, мешки с песком. Захар уточняет, что еще надо, чего не хватает. С той стороны ухает артиллерия. Снаряды ложатся в стороне Саханки.
– А есть что-нибудь на Украине, за что ты ее любишь?
– Я люблю украинскую мову. Знаю украинские песни, поэзию, литературу. Люблю их вышиванки, кухню. Но я люблю это не как украинское. Я люблю это как свое. У меня прабабушка была украинка. Вот наши русские националисты говорят, что нет никаких украинцев, что их создал Ленин. А моя прабабушка не говорила на русском языке. Она говорила на суржике. Это было 100 лет назад. Говорить, что никаких украинцев нет, это смешно. Украинскую культуру и украинцев унижать не надо. Надо их обнять и сказать, что единственные люди, которые сохранят истинное украинство, это русские люди.
– Конечные цели какие у этой войны?
– Киев – конечная цель. Скрывать не станем.
– Киев для того, чтобы поменять там власть, или Киев для того, чтобы присоединить к России?
– Киев – русский город. Русский украинский город. Но я думаю, что таких ошибок, которые были с Януковичем, быть не должно. Вся Украина – цель. Никакой другой цели быть не может.
– Во что ты веришь в этой жизни?
– Бог есть. Очевидным совершенно образом. Очень добрый, очень терпеливый, во всем помогает. Нет вообще даже в человеческом сознании представления о границах его милосердия. Старается изо всех сил. Искренне верю, что Россия святая, Бог есть, ты умрешь. Эти вещи простые. Мы – спасители мира. И надо в этом отдавать себе отчет. Мы – хранители не традиции, это слово может что угодно в себя вмещать. А просто хранители здравого человеческого смысла. Хранители того, что оставляет человека человеком.
– С той стороны-то Бог тот же.
– Для всех один. Они дети заблудшие. Деки приезжал, легендарный сербский снайпер, он говорит, что их «Азова» (украинский националистический полк) взяли пацана в плен, совершенно идеологически заряженный, мама не горюй. Посадили на подвал, дали учебник истории за седьмой класс. Он его прочитал, заставили пересказать. В общем, остался здесь, в ополчении. И воюет теперь. Они обманутые просто. Они просто не знают элементарных вещей. Их надо до них донести.
